Когда мне исполнилось тридцать, я приготовилась в ожидании, что вот-вот накроет. Наверное, дело в том, что о кризисе тридцатилетия у женщин теперь приходится слышать постоянно. В сети то и дело всплывают списки из серии «Успела ли ты до тридцати прыгнуть с парашютом, а в полете родить ребенка и поглядеть на Мачу-Пикчу»? Мне самой казалось, что тридцать — это возраст великих свершений. Можно вспомнить, что Джоан Ролинг стала знаменита в тридцать три, Эми Полер, любимица всего интеллектуального Голливуда — в двадцать девять, а Джулианн Мур как раз с тридцати начала сниматься. Но откуда эта истерия по поводу «рокового рубежа» именно у наших девушек?
В какой-то мере нынешнее поколение тридцатилетних может почувствовать себя первопроходцами. Именно нас этот возрастной кризис затронул сильнее всего. И виной тому в первую очередь социальные сети.
Мы сутра видим в новостной ленте фото вечно молодых подруг с идеальными детьми, которые если и открывают рот, то лишь для того, чтобы маме было о чем написать в фейсбук. Перед нашими глазами проходит череда накачанных прессов и мускулистых ног успешных женщин, которые к тридцати годам уже обзавелись стартапом, фотогеничным мужчиной с креативной профессией и теперь советуют нам бросить ужасный офис и залечь с ноутбуком под пальмой в Таилайде, потому что только отсталые слои населения еще ходят на работу с девяти до шести.
В этом возрасте мы начинаем все острее замечать эту — большей частью постановочную — чужую красоту и успешность, и тогда-то на нас и накатывает пресловутый кризис. Бороться с которым несложно, если получить ответ на два вопроса: чем на самом деле это тревожное состояние вызвано и почему оно во многом зависит — оттого, сколько времени вы просидели в социальных сетях?
Мир без тревог
Кризис 30 лет у женщин, или, как его называют в англоязычных странах, thrisis, — понятие относительно новое. О возрастных переломных периодах заговорили только в 1980-е годы, когда Дэн Джонс, директор Центра психологических исследований при Аппалачском государственном университете, впервые занялся их исследованием не у подростков, а у взрослых. Джонс не был склонен называть это кризисом. Скорее определенными поведенческими проявлениями, которые характерны для людей в возрасте от тридцати семи до пятидесяти лет. Некоторые такие проявления до сих пор не устарели: например, пересматривание старых фото, поиск бывших одноклассников, нежелание ходить на работу и — характерное для женщин — боязнь определенного момента, после которого, как после боя часов в сказке про Золушку, ты превратишься в тыкву.
Как видите, раньше психологи связывали это с приближением сорокалетнего возраста. Но чтобы тридцать? Никому и в голову не приходило. Тем более в СССР. У нас никаких возрастных кризисов не было. Нет, без шуток: их на самом деле практически не было, тем более у женщин, и, вероятно, поэтому именно в условиях новой России этот кризис и стал внезапно ощутим и актуален. Как для меня, например. Тамара Алексеевна Дорохова, к.м.н. и психотерапевт с двадцатипятилетним стажем, рассказала мне, чем мои ровесницы в 1980-х отличались от нынешних: «Примерно до середины 1990-х кризис 30 лет особо не проявлялся, — рассказывает Тамара Алексеевна. — Объяснялось это тем, что жизнь женщины в СССР была строго и равномерно расписана. С самого детства девочка знала, что ее ждет. Школа, институт. В институте обязательно надо выйти замуж и побыстрее родить. Потом сдать детей в садик и выйти на работу. Социум тогда просто не допускал никаких перемен, и поэтому к тридцати годам у женщины не возникало вопроса, куда идти, что делать со своей жизнью. С тем, чтобы найти себя в профессии, тоже проблем не было. Зачастую девушке даже выбирать не приходилось, потому что поощрялись профессиональные династии (бабушка врач, мама врач, ну и дочка идет учиться на врача). Большой тревоге неоткуда было взяться. Девочка четко понимала, что она будет делать в восемнадцать, а что — в двадцать восемь лет». К тридцати годам женщина превращалась в даму «бальзаковского возраста».
Поколение ноль
Выражение «бальзаковский возраст» прошло в нашей стране смысловую трансформацию. Сначала оно употреблялось, когда нужно было назвать женщину немолодой и при этом ее не обидеть. В конце 1920-х годов Анатолий Мариенгоф в романе «Бритый человек» пишет об «утке бальзаковского возраста», то бишь старой и жесткой.
Да и в начале 2000-х годов по российским телеканалам с успехом идет наш вариант «Секса в большом городе» — «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво…», — сериал, героини которого активно мучились отсутствием у них какой-либо личной жизни. И в названии уже был заложен определенный негативный посыл. Если ты, мол, достигла бальзаковского возраста (а он, напоминаем, начинается в тридцать), то уж точно имеешь за плечами неудачный любовный опыт, в груди — разбитое сердце, а впереди — не самое ясное будущее. Сам Бальзак, конечно, удивился бы такой трактовке этого образа. Его виконтесса д’Эглемон, героиня романа «Тридцатилетняя женщина», к этому возрасту как раз достигла расцвета, а не заката.
«Когда СССР распался, — продолжает Тамара Алексеевна, — распались и предписанные модели поведения. В обществе возрос уровень тревоги. Это нормально. Тревога и регулирует наши действия в мире, помогает нам определять угрозу — чтобы выжить. Обычно эта тревога возникает при появлении в жизни человека чего-то нового, что он не может контролировать. Теперь представьте: предписанной модели поведения больше нет. Вокруг огромное количество разных возможностей, которые нам предоставляет мир. Но мир при этом совсем не гарантирует, что выбор будет правильным. И получается, что к тридцати годам, а это финальная стадия взросления, человеку нужно сделать главный выбор всей своей жизни».
Женщину при этом, в отличие от мужчин, на части разрывают три разных импульса. Нужно развиться как личность (найти профессию, в которой будешь уникальной и от которой будешь получать удовольствие). Нужно обзавестись потомством — кричит эволюционно-биологический импульс. А для этого нужно обзавестись партнером. И всем этим накрывает как раз к тридцати годам.
«В этом возрасте ко мне чаще всего приходят клиентки, которые жалуются на проблемы в личной жизни, — говорит Тамара Алексеевна. — А я им отвечаю: «Нет, как личность вы сложились». Проблемы с выбором партнера — это другое. Состояться как личность можно только в профессии. В отношениях с партнером и детьми развивается только небольшая часть тебя. Но при этом к тридцати годам женщину начинает разрывать выбор между карьерой (зарабатыванием денег, которые дают чувство безопасности) и необходимостью родить. Нарастает тревога. Успею ли я зачать здорового ребенка? Смогу ли себя и его обеспечить? И вот тут нужно понимать, что любой выбор будет правильным, если он будет осознанным. По опыту могу сказать, что женщины, которые уже построили карьеру, более спокойны и, как правило, более уверенно подходят к выбору партнера».
Не меньше пяти моих подруг вышли замуж после тридцати — им было настолько интересно делать карьеру, что они даже забывали переживать по поводу отсутствия мужа.
Клинический психолог и бизнес-тренер Наталья Виноградова подтверждает это. По ее мнению, многие женщины слишком увлекаются строительством карьеры, и именно поэтому кризис тридцатилетних для многих из нас заключается в том, что «шпалы мы укладывать умеем, а мужчин к себе в постель — пока не очень».
С личным привет
И вот драма. Мамы, выросшие в СССР, своим дочерям в 1990-е закладывали новую программу: на мужа надеяться не стоит. Изменилась страна и обстоятельства, исчезло чувство социальной защищенности. Мамы так и говорили: «Учись все делать сама».
«И вот к тридцати годам, — продолжает Виноградова, — эта мамина установка у женщины накладывается на другую: нужно родить. Она начинает искать мужчину, но вот беда: мужчина будет делать только то, чего ты не умеешь. А ты уже умеешь всё. В нашей стране женщина была лидером уже пять поколений. При этом мужчина — лидер по натуре, но зачастую с завышенной самооценкой. И в какой-то момент две эти программы сталкиваются».
Когда мужчина на первом свидании спрашивает женщину, чего она хочет, ей нечего сказать — она не знает. Мужчине нужна инструкция к женщине, как к кофемолке. Так у него устроено сознание. А женщина со своей неправильной программой в голове знает только, чего она НЕ хочет. Помните этот хрестоматийный список требований к мужчине — чтоб не пил, не курил — сплошные «не». А чего хочет? Да ничего не хочет! Она к тридцати годам уже всему научилась. Даже если она женственно одевается, следит за собой, всегда появляется с идеальной прической и макияжем, нутро у нее может быть мужское, лидерское. Она со школы привыкла соревноваться с мужчиной и так и будет этим заниматься.
И вот она вся деловая и замотанная смотрит в фейсбук или инстаграм, а там — поджарые подруги на Бали, у которых жизнь, как ей кажется, удалась. В отличие от нее (потому что картинки ее убеждают — не живешь на Бали, значит, жизни не видела). И накатывает кризис. Короче, русская хандра.
Выхода нет?
Выход, конечно, есть. Если, например, к тридцати годам вы вдруг стали считать себя неудачницей, потому что в инстаграме кто-то выглядит успешнее, то проблемы чаще всего не у вас, а у того, кто регулярно постит себя во всех ракурсах. «Что заставляет человека встать, позавтракать и сообщить об этом в соцсети? — спрашивает Тамара Алексеевна. — Необходимость убедиться в собственном существовании. Ему всегда требуется внешнее подтверждение того, что он существует, а именно — чужое внимание». Если же вы в инстаграме постите честные фото без макияжа, а в фейсбуке не скрываете того, что ходите в офис, то кризис очевиден, но не у вас, а у тех, кто приукрашивает свою жизнь в погоне за утраченным лайком.
Как же быть с мужчинами? Допустим, вы нашли дело своей жизни и стали гармоничной личностью. Как понять, что к тридцати вы не стали женщиной-конем, которая так бежит к цели — замужеству, что не умеет вовремя притормозить и цель эту затаптывает? У Натальи Виноградовой есть на этот случай простое упражнение. «Напишите на листке бумаги пять качеств своих мужчин (тех, что вы притягиваете — мужчин, с которыми у вас были отношения). Затем напишите пять качеств своего идеала. Затем напишите пять своих самых выгодных качеств (что вы можете предложить мужчине, что в вас есть самого интересного и уникального). А в конце напишите пять качеств женщины, которая нужна вашему идеалу. Останется только сравнить качества этой женщины с вашими. И либо подкорректировать идеального мужчину с учетом своих запросов, либо изменить что-то в себе». То есть, если вы полноватая девушка, которая любит поваляться на диване с книжкой, а мечтаете о безбашенном яхтсмене, тут надо точно что-то скорректировать. Либо вы начинаете заниматься яхтингом (что сложнее), либо придумываете себе другого идеального мужчину. Скажем, доктора биологических наук, который знает наизусть всего Бродского. Что проще.
Накануне своего тридцатилетия я прочла книгу австралийской писательницы Кейси Эдвардс Thirty Something And Over It (англ. «Немного за тридцать и старше»). Она пережила свой кризис, общаясь с психологами, ясновидящими, врачами и йогами, но куда больше, чем разговоры, ей пригодилась волонтерская работа и здравое понимание: не нужно никому ничего доказывать, сгорая на нелюбимой работе и тратя время на не слишком приятных людей. По ее словам, тридцать лет — это тот самый момент, когда еще можно остановиться и начать все сначала, чтобы найти то, что в этой жизни приносит тебе радость. «Иначе, — пишет Кейси, — есть риск дожить до глубокой старости, постоянно спрашивая себя: «Ну и зачем оно все было нужно?»
Автор: Анастасия Завозова